Облака славы. Жизнь и легенда Роберта Э. Ли - Майкл Корда

Ли президенту Джонсону и доведет его до сведения президента. Это было более важное решение, чем кажется на первый взгляд. Хотя Ли не делал публичных заявлений о том, что он просил о помиловании, вскоре об этом стало известно. Его готовность подчиниться федеральной власти послужила примером для других конфедератов, чтобы они поступили так же. Теперь, когда война закончилась, он твердо знал, что чем скорее Союз будет полностью восстановлен и принят на Юге, тем лучше для всех. В очередной раз, по-своему тихо, Ли выступил в роли лидера для всех, кто сражался за Конфедерацию. Если бы он мог подать прошение о помиловании, мало кто из других людей мог бы проявить такую гордость, чтобы отказаться, и таким образом он сделал первый шаг к примирению Севера и Юга.

В случае с Ли его прошение о специальном помиловании было осложнено тем, что федеральный судья хотел предъявить ему обвинение в государственной измене - попытка, которую Грант пытался "отменить", поскольку она противоречила написанным им условиям капитуляции, - и в итоге прошение было "замято" каким-то бюрократом. Сам Ли предсказывал, что "мы должны ожидать промедления в принятии мер по облегчению положения". Он был, безусловно, прав: прошло более 100 лет, прежде чем его помилование было наконец подписано, а американское гражданство восстановлено.

Тем временем, благодаря одной из тех счастливых случайностей, которые так часто происходили в жизни Ли, его решение покинуть Ричмонд было принято, когда одна богатая вдова предложила ему коттедж на своей обширной плантации площадью 3000 акров, Окленд, расположенной в пятидесяти милях к западу от города, на южном берегу реки Джеймс. Миссис Элизабет Кок незамедлительно отправилась в Ричмонд, чтобы поговорить с миссис Ли, которая, несомненно, к облегчению Ли, быстро согласилась на эту идею. К тому же до Окленда можно было добраться по реке и по каналу, что избавляло миссис Ли от боли и усталости, связанных с поездкой по дорогам такой протяженности. Это была часть штата, где еще не было боев между враждующими армиями и где не было урожая, и Ли показалось, что это прекрасная возможность увезти жену и трех дочерей из города.

Как обычно, Ли не терял времени даром, как только принял решение принять предложение миссис Кок и Мэри Ли согласилась на него. Он, очевидно, не стал советоваться со своими дочерьми, чей энтузиазм по поводу переезда был гораздо меньше, чем у их матери. Мэри Куллинг в своей книге "Девочки Ли" отмечает, что дочери Ли, как и многие женщины на Юге, пережили четыре года лишений во время фактического отсутствия отца и братьев. Что бы ни предполагал Ли, они больше не были его "маленькими девочками". Они ухаживали за больной матерью, пережили смерть сестры Энни, вместе с Агнес разделили шок от повешения Ортона Уильямса и похищения раненого брата Руни федеральной рейдерской группой, потеряли свой дом, научились справляться с домашними делами, которые большую часть жизни беспрекословно выполняли рабы, и после сожжения большей части Ричмонда отправились на поиски еды, чтобы прокормить семью, через улицы, которые были полны вражеских солдат, разъяренных бегущих конфедератов и освобожденных рабов. Только благодаря своему названию они были избавлены от крайностей унижения и отчаяния, которые испытывали многие женщины на фермах, захваченных или сожженных федеральными колоннами, где "хозяйка дома" была оставлена на произвол судьбы без взрослых мужчин, способных защитить ее, и с сокращающейся рабочей силой из рабов, которые могли сбежать или стать угрюмыми и мятежными, чтобы обрабатывать землю. За гламурным притворством "Унесенных ветром" скрывалась жестокая реальность: южные женщины, как богатые, так и бедные, были вынуждены спасать то, что можно было спасти от катастрофы войны и поражения, добывать средства к существованию на заброшенной земле, терпеть оккупацию и принимать решения, которые до этого принимал муж или отец. Те семьи, у которых были деньги в банке, потеряли их, когда доллар Конфедерации стал ничего не стоить, а те, кто считал рабов частью своего капитала, больше не могли этого делать. Федеральная оккупация не была столь благостной, как ее изображали многие северяне, и даже небольшие ограничения раздражали чувства южан, постоянно напоминая о поражении.

Вернувшись в Ричмонд после Аппоматтокса, Ли по привычке подарил пуговицу от мундира подругам своих дочерей, которые попросили ее на память; но после того как федеральный приказ запретил носить пуговицы Конфедерации, он перестал это делать, опасаясь, что у них могут возникнуть проблемы. Сам он счел необходимым узнать у федерального маршала-провокатора Ричмонда, требуется ли ему разрешение на выезд из города. Федеральный часовой у дверей дома 707 по Франклин-стрит стал казаться ему скорее вторжением, чем жестом защиты или уважения. Куллинг правильно описывает атмосферу в городе как "гнетущую".

Девочки Ли, конечно, жили лучше многих, возможно, даже лучше большинства, но военные годы были травмирующими и для них, а теперь их лишили друзей и всех удобств, которые еще мог предложить город, чтобы жить в доме, которого они никогда не видели, без определенного будущего. Да и не были они больше "девочками". Мэри Кьюстис, старшей, было тридцать, Агнес - двадцать четыре, Милдред - девятнадцать. Тот факт, что "его девочки" теперь были молодыми женщинами, не изменил ни взглядов Ли на их поведение, ни его убеждения, что они должны сидеть дома, помогать матери и составлять ему компанию до тех пор, пока, с его одобрения, они не выйдут замуж. Что касается "девочек", то от их внимания не могло ускользнуть, что там, куда они направлялись, "будет достаточное количество свежих овощей, но мало посетителей". Вряд ли они найдут в Дервенте, уединенном загородном коттедже, который миссис Кок предложила Ли, хоть одного подходящего молодого человека. Поэтому неудивительно, что не успела Мэри Кьюстис приехать туда, как отправилась в Стонтон, чтобы погостить у родственников.

Ли отправил своего старшего сына, Кэстиса, на поезде Traveller в Окленд, а сам с Мэри и тремя дочерьми поехал на пакетботе по реке Джеймс и каналу Канава, который тащила запряженная лошадь на буксире - медленное путешествие в те времена, когда люди привыкли к скорости железнодорожного поезда. Канал был любимой идеей молодого Джорджа Вашингтона: он должен был соединить реку Джеймс и реку Огайо и таким образом открыть то, что тогда было "Западом". Это был главный проект общественных работ в период его президентства, который все еще был далек от завершения. Он был прорыт за немалые деньги трудом рабов, а проезд по той части, которая была завершена, замедлялся из-за множества шлюзов на пути. Вашингтон оставил значительную часть своих акций в компании по строительству канала малоизвестному